Интервью с Петром Давыдтченко 15 639

3

Реальное имя: Петр Давыдтченко
Возраст: 27
Национальность: Русский
Проживание: Лондон, Англия
Деятельность: Художник
Ссылки: http://petrdavydtchenko.com

Курсируя между Стокгольмом и Лондоном, русский художник Петр Давыдтченко работает преимущественно с эфемерным перфомансом и скульптурой. Он изучал изящные искусства в шведском Konstfack, а сейчас — скульптуру в лондонском королевском колледже искусств. Его работы — микс разных форм — видео, фотографии и инсталляции, сопровождает общее ощущение нутряной новизны.

Эстетика и настроение работ — отголоски флюксуса — движения, которое освобождало искусство от академической упаковки, помогая ему происходить в режиме «здесь и сейчас», беря в оборот сырые материалы. Давыдтченко интересует искусство как эфемерная субстанция. Он использует оккультные символы, которые соединяют различные культурные коды. Используя эстетику минимализма и порой самого себя как объект фокуса, исследование культурных и социальных категорий у Давыдченко получается более глубоким и осмысленным.

— Что ты считаешь основными средствами связи с публикой?
— К каждому из проектов я подхожу по-разному, но обычно я стараюсь вовлечь зрителей в процесс, напрямую приглашая их участвовать. Когда я создаю инсталляции, я с самого начала думаю об интерактивном аспекте — моя работа не получиться цельной без аудитории. Ритуал — одно из главных средств связи между публикой, мной и работой. Подготавливая пространство для конкретного события, я стараюсь создать новое измерение, где известные коды теряют свое первоначальное значение. Вместо него создается новое, которое уникально и открыто для всех участвующих.

— Я думаю, что речь идет об операциях с разными культурными кодами и референциями. Правильно ли это понимание?
— У меня есть возможность собирать коды из разных обществ — я жил в России, потом переехал в Швецию, теперь живу в Англии. Коды различаются в каждой из этих культур и субкультур. Адаптация к ним и их правильная интерпретация занимает время, и я думаю, что понять их полностью практически невозможно. Я сочетаю опыт, собранный из Санкт-Петербурга, Стокгольма и Лондона — это позволяет мне выстроить частично бессознательный и интуитивный фундамент, на котором базируются мои практики.

— Над чем ты рефлексируешь? Мне кажется, что, может быть, это переосмысление Русской православной церкви, нацизма и общества. Как ты можешь прокомментировать это? Как твое происхождение влияет на твое искусство?
— Оно играет ключевую роль и служит источником вдохновения. Воспринимая свои практики как ритуал, я стараюсь связываться с тем, что повлияло на меня в ходе моей жизни. Я размышляю о религии как части социальной структуры. В моих работах всегда есть элемент опасности и угрозы — иногда он не очень явный, но он всегда есть.

— На каких социальных темах ты фокусируешься?
— В основном, это тема насилия, страха и коллапса структур. Мне интересно, как вещи начинают умирать изнутри. Это и есть тот круг жизни, который меня очаровывает. Ведь из этого появляется возможность, что нечто может очиститься, сакрализироваться или же родиться заново.

— Каковы новые настроения и темы в искусстве, которые близки тебе? Может, какие-то прошлые направления в искусстве?
— На мое видение того, каким может быть искусство, очень повлиял Флюксус 60-х. Сейчас в искусстве огромное место занимает тема протеста, но она была всегда, изменились лишь методы выражения. Я нахожусь в постоянном поиске искусства, которое схватит меня за горло — я видел много всего в разных странах, но это ощущение удается испытать очень редко. В настоящее время я очень вдохновлен тем, что делает Яннис Кунеллис, Элизабет Прайс.

— Что ты думаешь о современном искусстве в России и волне интереса к нему, подогретому перфомансом Pussy Riot?
— Я не уверен в определении того, что представляет из себя русское искусство сейчас — не могу сказать, что хорошо знаком с ним. Мне бы хотелось больше разноообразия в том, чем может быть «современное искусство в России». Оно не всегда должно быть экстремальным, хотя я понимаю, что это неизбежно.
Я был на открытии «Gaiety is the Most Outstanding Feature of the Soviet Union» в лондонской Saatchi Gallery. Шоу демонстрирует новое русское искусство. Я надеюсь, что растущий интерес к нему даст толчок для развития молодых художников в России.

— Ты был многообещающим скейтером. Как эта субкультура повлияла на твою личность?
— Через скейтбординг я научился противостоять физическому страху. Я не думаю, что это можно увидеть в моей личности — скорее в способах работы над проектами. Я стараюсь исполнить идею, несмотря ни на что, иногда доходя до крайней точки изнемождения. Это похоже на то, как ты оттачиваешь трюк 20-30 раз — пока не приземлишься и почувствуешь удовлетворение. Хотя даже падение доставляет удовольствие особого сорта — это часть и жизни, и искусства.

— Расскажи о своих последних проектах — о чем было шоу «Mental Properties. European Autumn». Над чем ты работаешь сейчас?
— «Mental Properties» — долгоиграющий проект, он запланирован как серия выставок. European Autumn — точка отсчета и на ней я презентовал несколько работ, сделанных за 3 года.
В этой выставке я фокусировался на ментальной собственности, отсылках к религии и власти государства в связи с человеческим телом и моралью в современном обществе. Это шоу как какая-то идеальная деревня, где все же что-то неправильно. Вернее, совсем не так.
Недавно я сделал интерактивный перфоманс под названием «Petty Vanities». Люди были приглашены побрить головы и выпить водки. Я планирую использовать собранные во время представления волосы для создания скульптуры. Мне очень интересно поработать с таким материалом.

— Нужно ли художнику иметь собственный фирменный стиль или это невозможно в мире современного искусства, где все повторяется?
— Я думаю, что у каждого художника свой подход, но это необязательно «фирменный стиль». Это развивается в течении многих лет. Даже если ты повторяешь или копируешь кого-то — интерпретация будет собственной. Конечно, если все идет от сердца.

— Чего ты боишься?
— Боюсь смерти. Или умереть слишком рано. Я хочу прочувствовать все стадии жизни и роскошь старения. Я хочу сохранить острый ум и способность оставаться сконцентированным настолько долго, насколько это возможно.

Текст: Дарина Обухова